Записки Джо. 14е октября.

Хорошо быть среди друзей. Среди тех, что больше чем настоящие, просто родные люди, просто вросли в твою кровь и плоть своим образом, и как бы самодостаточна не была твоя жизнь, без них она не представляема. Ты не думаешь о них ежечасно, но само знание того, что они есть у тебя, защищает и поддерживает, как тыл, в любую минуту.

Городок между Дюссельдорфом и Кёльном был спокоен, невелик размером и солнечно-умиротворен. Ухоженное кладбище на повороте к дому не портило общего ощущения. Зато если сесть на велосипед и сразу свернуть направо, то через минуту можно было оказаться в полях, наедине с собой и небом, и еще невысокой горой впереди, покрытой зеленой шапкой деревьев. 

Я пребывала в чудесном месте, в самом эпицентре бытия, в котором, как в эпицентре урагана, тихо и спокойно. Жизнь внутри меня замерла, позволяя мне превратиться в слух и зрение, наблюдать, впитывать, наслаждаться. Мне не надо было ничего из себя строить, имитировать успешную счастливую жизнь, как это бывает на встречах одноклассников например, ничего такого. Я была среди друзей. Среди тех, кому важно, хорошее ли у меня настроение и на пути ли я к своему счастью. Я могла просто быть собой, даже не зная, кто я.

Единственное ощущение, вносившее смуту в мое медитативное состояние, было ожиданием. Через неделю ко мне должна была приехать Андерсина, чтобы мы вместе отправились в наше путешествие. Оно начиналось с Амстердама. И я ждала её. Ждала так, что целыми днями занималась чем угодно, лишь бы не думать о том, как сильно я её жду.

На следующий день после моего приезда мы с Люси, её мужем и дочерью выбрали маршрут и покатили в сторону невысоких гор с аккуратными, словно игрушечными домиками на склонах. Там на живописных лугах паслись коровы и гуляли лошади. Никогда такого не видев, и всю жизнь о таком мечтав, я во все глаза смотрела в окно автомобиля.

- Мы поедем смотреть овечек? - спрашивал мой любимый ребенок, которая сидела рядом со мной на заднем сиденье в детском кресле.

Она корчила мне рожицы и показывала язык. Или брала мои руки и разрисовывала их фиолетовым фломастером по локоть. Мне было все равно. Я с упоением слушала, как она говорила на двух языках, то на родном, то на немецком.

- Да поедем, - отвечала Люси. - Мы заберемся на самый верх горы и будем гладить овечек и маленьких кроликов.

Мне такая перспектива казалась просто сказочной.

Мы сняли апартаменты в шале.

Утром из окна я любовалась зеленым склоном, облачком тумана, зацепившегося за верхушки елей и парой рыжих коров, пасущихся на траве перед лесом.

Днем мы ездили в Триберг, гуляли по лесу, фотографировали бурные потоки воды, круто низвергавшиеся по мшистым камням вниз, и кормили орешками белочек.

А вечером ехали обратно в шале. И ребенок, за свои пять лет уже объездивший пол мира, спросила:

- Мама, мы едем домой?

Люси спросила в ответ:

- Куда домой? Какой дом ты имеешь ввиду? Мы едем туда, где ночевали сегодня.

И я вдруг подумала, а где мой дом? Где именно мой дом? Ведь никак не там, где я живу сейчас.

И ответ пришел сам собой. Мой дом там, где я наконец-то буду вместе с Андерсиной, и мое сердце успокоится.

- Мой дом в Амстердаме, - улыбнулась я себе, глядя как солнце светит сквозь стройные стволы высоких деревьев. 

Прошла неделя и вот я дома.

Андерсина сидит рядом со мной за обеденным столом. Солнышко светит в окно, и солнечные лучи освещают её лицо. Тень от ресниц падает на нежно-зеленую радужку глаза. И зелень эта кажется мне живым, пульсирующим материалом, из которого соткано мое счастье. Я смотрю и смотрю на Андерсину. Я точно знаю, что не видела ничего прекраснее.

Я держу Андерсину за руку, мое сердце поет и ликует, и я, наконец-то чувствую, что все встало на свои места. Я там, где должна быть, и все вокруг правильно и верно, сказочно и волшебно, наполнено восторгом бытия.

Весь мир наконец-то предстал передо мной во всем своем великолепии. Я не ослеплена счастьем, наоборот, я словно прозрела. Я вижу все вокруг отчетливо и ясно, и мир начинается с теплой нежной ладошки у меня в руке.

Один мудрец сказал, что человек может находиться в высшей степени осознанности, например, в момент пожара. Никакие посторонние мысли не тревожат его, у человека есть цель и он всю свою энергию направляет на действие.

Я ощущала что-то похожее. Я наконец-то могла действовать. Я знала, что делать, и у меня была цель. Кипучая жажда жизни разливалась во мне живительным огнем. Иначе как просветлением назвать свое состояние я не могла. И тогда, рядом с Андерсиной, мне казалось таким естественным то, что достигнуть просветления можно именно рядом с любимым человеком. Где же еще?

Вечером в Амстердаме было холодно. Осеннее солнце не успевало прогреть каналы. Купив смешные одинаковые шапки для туристов, мы гуляли по улицам и фотографировали все подряд.

Я чувствовал себя самым здоровым на свете человеком, способным позаботиться о другом и сделать его счастливым.

Вот говорят, нельзя сделать другого счастливым. А как же нельзя, когда можно? Берешь и делаешь. И никуда не денешься от такого.

Вероятно, человек сам выбирает себе обстоятельства, в которых ему хорошо, и он счастлив. И если это так, то моим обстоятельством была Андерсина. Рядом с ней я чувствовала всю полноту себя, своего мира, я чувствовала, что действую на полную мощность, живу в полную силу. Когда она смотрела на меня с любовью и доверием.

Вот мое обстоятельство, и я его выбираю.

Наш отель в Амстердаме сложно было назвать отелем. Так, место для ночлега. Разве что рядом с центром. Косой потолок, являющийся скатом крыши. Маленькое окно во двор. Две кровати, холодильник, раковина и ниша в стене вместо шкафа. Сначала я испугалась, когда увидела, где мы будем спать. А потом подумала, какая разница? Главное, мы с Андерсиной вместе, рядом друг с другом. И внутри у меня стало так хорошо, так непоколебимо хорошо.

Я посмотрела на Андерсину. Она открыла чемодан и доставала оттуда теплую кофту. В этот момент я вдруг поняла, что хочу прожить с ней все. В этот совершенно простой и будничный, и в тоже время радостный и удивительный момент я поняла, что все в этой жизни прожить и испытать я хочу именно с ней. Я вдруг ощутила весь смысл той клятвы, что люди дают друг другу перед алтарем: «в богатстве и в бедности, в горе и в радости...»

Все просто в этой жизни. Все удивительно просто. Надо просто найти того, с кем эта простота будет радовать. 

Какое это счастье, когда человек, с которым ты хочешь все, хочет всего именно от тебя.

Неужели я тоже дождалась своего счастья? Яркого, звенящего... Ослепительного счастья с зелеными глазами...

Потом мы лежали в нашем номере в кровати, радостные от обретения друг друга.

Андерсина вдруг посмотрела на меня, нежно обняла и полушутливым тоном сказала:

- Как хорошо находиться с тобой в одной постели.

Я посмотрела на неё. Подумала о том, как здорово, что нас больше не разделяют сотни километров и тягучие недели. Улыбнулась и ответила:

- Как хорошо находиться с тобой в одном Амстердаме.

Потом притянула её к себе, зарылась носом в её волосы, поцеловала в шею и с наслаждением втянула в себя её запах, запах моего счастья.

Днем ранее мы были еще в Германии. И гуляли по ферме. Чуть поодаль на лугу паслось стадо коров. У дороги стояло красное каменное здание с цистернами внутри. Каждый мог войти и за несколько монет налить себе в автомате свежего коровьего молока в свою тару. Красота. И запах соответствующий.

И вот, вдохнув его полной грудью, я, как самый большой любитель деревни и всего живого, говорю:

- Навозом пахнет.

Андерсина знает о моих пристрастиях. Я ей все уши прожужжала про коров и то, какие они замечательные. Спрашивает шутливо:

- Твой любимый запах, да?

- Да-а, - гордо отвечаю я. - После запаха твоей шеи.

- Я уже начинаю сомневаться в своих духах, - смеется она.

Я тоже смеюсь. И думаю, что мне досталась самая лучшая на свете женщина.

Ловлю себя на мысли, что мне неудержимо хочется рисовать. Никогда этого не делала. Никогда не думала, что умею. Но глядя на Андерсину, на совершенные линии её тела, мне хочется рисовать. Я смогу даже с закрытыми глазами. Линия груди, живота.. Это все  давно и прочно у меня внутри. Неужели каждый человек так красив? Разве возможно?

Мы гуляем по городу. Город кипит жизнью. Туристы, велосипеды, лодки по каналам. И местные жители, наслаждающиеся лучами осеннего солнца посреди радостной суеты. Кто с бокалом вина на крыше мансарды, кто с книжкой на маленьком крылечке.

Как же прекрасен Амстердам, когда рядом со мной Андерсина. Как же прекрасен весь мир, когда Андерсина рядом со мной.

Мы гасим свет, обнимаем друг друга и готовимся провалиться в счастливый сон. И вдруг откуда-то из угла доносится:

- Крх-крх.

- Что это? - спрашиваю я.

Андерсина включает свет, резво прыгает на соседнюю кровать и заглядывает в угол.

Это мышь. Она ест пену, которой заделаны дыры на крышу. Она хочет пробраться внутрь.

Пришло время внимательнее осмотреть наш номер. В сеть включен прибор, на котором нарисованы кошачьи усы и глаза.

Это точно мышь.

- Что будем делать?

Одеваемся, идем на ресепшн, но в пол третьего ночи там уже никого, кто мог бы поменять нам комнату.

Возвращаемся. Переставляем чемодан, вещи, даже обувь на свободную кровать.

Все это время я поражаюсь выдержке Андерсины. Только решения и действия. И кто сказал, что женщины капризны и беспомощны?

Апофеозом бессонной ночи становится момент, в который Андерсина вытаскивает из шкафа металлическую трубу и вешалку. На тот случай, если мышь все-таки проберется к нам. Чтобы было чем лупить её по голове.

Я сотрясаюсь от приступа безудержного смеха. И думаю, как хорошо, что нам достался номер с мышью, и я увидела Андерсину именно такой, решительной и отважной.

Я засыпаю с восхищенной улыбкой на губах и с мыслью, что люблю её еще больше.

Города Европы калейдоскопом мелькают перед нашими глазами. Большие и маленькие. Столицы и никому не известные, существующие в своем ритме и атмосфере городишки.

Еще вчера просто Брюгге, Брюссель, Люксембург. Но сегодня уже наш Брюгге, наш Брюссель... Всё свидетели и соучастники нашего счастья.

И чем дальше мы углубляемся по нашему волшебному маршруту, тем ближе его завершение. Неделя отпущенного нам времени проходит.

Мы в аэропорту. Андерсина летит прямым рейсом, а я через Франкфурт. Поэтому у нас разные терминалы. И вылеты с разницей в пять часов. Скоро нас вновь будет разделять пространство и время. И я не совсем понимаю, почему мы должны лететь в разные города...

А расставаться так не хочется. И каждая минута обладает огромной ценностью. В голове одно: продлить! Продлить наше совместное бытие еще на десять, на пятнадцать, на двадцать минут! Еще двадцать минут побыть нами, побыть собой. Побыть самым счастливым человеком на свете.

Я выпускаю её теплую маленькую ладонь из своей. Я смотрю, как она уходит. Как ставит сумку в пластиковый ящик, как проходит через металлоискатель. Я не верю. Я вижу все это, но она в моем сердце, и сердце говорит мне обратное. Все остальные мои чувства за исключением зрения по-прежнему ощущают Андерсину рядом.

Я сдаю багаж, прохожу таможенный контроль и со всех ног несусь из своего терминала А в её С. Длинные переходы пустынны. Навстречу идет работник аэропорта. На тот случай, если мое перемещение между терминалами выглядит странно, принимаю деловитый вид, и едва поравнявшись с ним, со всех ног несусь дальше.

На крыльях пролетаю терминал В. Осталось совсем немного. Сейчас выбегу, обниму, прижму к себе, буду шептать на ухо безумные слова. Совсем как в голливудском кино получится. Но на самом подступе к терминалу С встает паспортный контроль. И с моими посадочными талонами меня не пропускают.

Иду в переход, сажусь на пол и просто смотрю, как взлетают самолеты с твоей полосы.  Я не буду знать, что это он, но обязательно увижу твой самолет.

А у меня перед вылетом еще пять часов. Возвращаюсь в свой терминал. Мой вылет с 72го выхода. Куда податься? 80й? 82й? Я ведь могу выбрать любой на эти пять часов. Но все чужое.

И вот я сажусь в кресло и закрываю глаза. Теперь моим домом был 72й гейт терминала А аэропорта Дюссельдорфа.

Открываю глаза. На экране впереди надпись: "Нам нужен спасительный пакет для людей!"

Вот чистая правда! Но откуда они знают? - мелькает в моей голове.

Затем по телевизору вновь проигрывается социальная реклама гуманитарной помощи жителям Африки. И я понимаю, что речь не обо мне.

Потом самолет, миг взлета и момент посадки. Шасси вот-вот коснется земли. Земля, как магнит, притягивает Боинг к себе. За окном темно. За окном дождь. Ручьи воды стекают по окну. Кто-то плачет.

- Не надо, не плачь, - шепчу я в темноту.

Но этот кто-то безутешен. И ручейки воды продолжают бежать, наискось пересекая иллюминаторное стекло.

 И все же я счастлива. Я закрываю глаза. Улыбаюсь. Я самый счастливый человек на свете. Я ношу в своем сердце любовь. 

Список комментариев: